— Не важно, один из моджахедов. Так что это значит?
— «Пайса» — это деньги. Вы показываете это так, — Хабиб потер указательным пальцем о большой, — а мы так.
Я начал переводить Димычу.
— Все ясно, я так и думал. По-нашему, «кошелек или жизнь».
Илья забеспокоился.
— Ты думаешь, они могут прийти сюда? Паша, спроси у него!
Я сделал это с удовольствием.
— Как ты думаешь, Хабиб, этот доблестный солдат не заявится сюда, чтобы выполнить обещание?
— Вы гости Масуда, и все это знают, — с достоинством отрезал Хабиб.
— Тот парень тоже? Гостей обычно встречают по-другому.
— Вы… Вам… Вам ничего не угрожает.
— Нам ничего не угрожает, — перевел я остальным. — Они вряд ли заявятся сюда.
— А в городе? — не успокаивался Илья.
— А в городе увидим.
Это уже Димыч произнес, мрачно так.
Раз уж мы заговорили о деньгах или еще по какой причине, но Хабиб вдруг обратился к нам с просьбой. Не так, как здесь просят — сразу переходя к сути дела, не употребляя устаревшее слово «пожалуйста», — а церемонно: «Я хотел бы обратиться к вам с просьбой». Я подумал, что он хочет получить аванс или просто свою зарплату за прошедший день, но Хабиб вытащил из кармана широченных местных шаровар пачку денег. Это были потрепанные грязно-коричневые афгани, цвета местной почвы, перехваченные замотанной в несколько раз желтой резинкой. Размером банкноты были примерно как доллар, пошире, но необычным были не ширина и длина. Пачка была размером, без преувеличения, с кирпич. И внутри ее, как я сейчас заметил, банкноты были через равные промежутки перехвачены резинками, такими же желтыми.
— Вы не могли бы положить эти деньги в ваши вещи? — попросил Хабиб. — Их очень неудобно таскать.
— Он что, нашу камеру хочет купить? — пошутил Димыч. — Илюха, давай толкнем! Тут у него на десять таких.
— Нет, он хочет держать свои сокровища у нас.
Я повернулся к Хабибу:
— А ты уверен, что здесь с ними ничего не произойдет? Нас все-таки целый день нет!
— Здесь абсолютно надежное место, — заверил Хабиб. — Вы — гости Масуда! Если положить их в вашу сумку, с ними ничего не случится. Советую и вам все ценное держать у себя в комнате.
— Хорошо! Но на твой страх и риск. — Я повернулся к ребятам: — Куда их лучше положить?
— Давай в аккумуляторную сумку под провода, — предложил Димыч. — Если, конечно, поместятся.
Аппаратура вообще-то была взята напрокат Ильей. Но Илья всегда молчал.
Провода, к счастью, умялись, и «молния» застегнулась. Хабиб облегченно перевел дух. Он даже вспотел. Я вспомнил, как он ходил с каким-то газетным свертком, а потом без него. Я думал, что он взял на кухне лепешку на ужин, но, возможно, это была именно его кубышка.
Мы еще пили чай, когда к нам заехали Асим, пресс-секретарь Масуда, и веселый контрразведчик Фарук. Хабиб тут же отсел на диван, как если бы он не участвовал в трапезе. Я предложил вошедшим чаю, но за окнами еще было светло, и они отказались.
Фарук весь лучился весельем. Не по особому поводу — это была его естественная реакция на жизнь. Такой психологический тип называется гипертимик — им все в радость. Классический пример — Ноздрев. «Поздравь, продулся в пух!»
— Ну как, отошли после полета?
Фарук намекал на то, как мы вчера чуть не грохнулись вместе.
— Честно говоря, я про это сегодня даже не вспоминал. (Это была чистая правда.) А что, у нас есть варианты на обратный путь? Сюда летает еще какая-нибудь компания, кроме этой «Иншалла-Эйр-Лайнз»?
Шутка пришлась кстати. Все трое афганцев закатились в хохоте. Фарук, как это принято на Востоке среди друзей, выставил мне руку, и я хлопнул его по ладони.
— Чем ты их так насмешил? — заинтересовался Димыч.
— Чистой ерундой. Я придумал название для авиакомпании, которой мы сюда добирались. Можно перевести как «Бог даст, долетим!».
По-русски было не так смешно, а наши друзья все досмеивались. Асим вытащил из книги, которую он нес в руке, обещанную охранную грамоту. Я ожидал увидеть письмо на официальном бланке с размашистой подписью и большой круглой печатью. Но он вынул из кармана половинку простого белого листа, на котором вязью было написано от руки несколько слов.
— И что здесь сказано? — недоверчиво спросил я.
Асим взял бумажку у меня из рук и перевел: «Моджахедам и патрулям! Эти люди — с российского телевидения. Они работают, чтобы рассказать о нашей борьбе. Помогайте им, чем сможете».
— И это подписал Масуд?
— Доктор Абдулла, его заместитель.
— А печать?
— Здесь, — Асим показал, где, — есть подпись доктора Абдуллы. Ее знают во всем Афганистане.
Я пожал плечами. В любом случае, если нас задержат, нас привезут на базу Масуда. Но мне хотелось иметь такую бумагу как раз для того, чтобы нас никуда не везли в случае проверки. Ну, посмотрим!
— Большое спасибо, — с шутливой церемонностью поблагодарил я.
Я рассказал, как мы провели день, упомянув все смешные моменты. На Востоке любят посмеяться. Про «пайсу» я упоминать не стал. Осложнений и заморочек не любят нигде. В нужный момент я от поваленного на землю муллы мягко перешел на свою просьбу про пленных талибов. Если таковые имелись, осторожно добавил я.
— Конечно! — тут же закричал Асим. — У нас сейчас четверо пленных, трое пуштунов и один пакистанский офицер. Они содержатся в прекрасных условиях, ни на что не жалуются. Я, конечно, должен согласовать это с Масудом, но я уверен, что он согласится. Ваши иранские коллеги тоже нас об этом попросили.