Афганская бессонница - Страница 30

— Добрый день! — поздоровался я по-английски. Офицер с ненавистью посмотрел на меня. Я был не в претензии — ему досталось из-за моей настойчивости. Все четверо охранников остались в комнате у дверей: старший присел на корточки, трое оперлись спиной о стену.

— Вы не могли бы, — начал я.

Старший понял и покачал головой. Наедине с буйным арестованным меня не оставят. Тем хуже, делать было нечего! Мысленно я вознес молитву Аллаху, чтобы никто из них не понимал по-английски. Я перевел взгляд на офицера.

— Извините, что так получилось! Я не думал! Я просто хотел поговорить с вами. Садитесь!

Пленный плюхнулся на стул и положил скованные наручниками руки перед собой на стол. Я сел по другую сторону стола. Пакистанец поднял на меня глаза — это были два разгоревшихся уголька. Хоть и хрупкий с виду, в обиду себя такой не даст!

— Я русский, меня зовут Павел Литвинов, — представился я. — С кем я имею честь?

Я именно так и сказал, «имею честь», чтобы наладить отношения. Пленный облизнул продолжающую кровоточить губу.

— У вас есть сигареты? — с холодным презрением произнес он.

Я покачал головой. Сигарет у меня не было. Сам я не курю, а захватить с собой пару блоков не сообразил. Надо будет прикупить на рынке.

— Мне очень жаль. Я подвезу вам сегодня же и передам.

Пакистанец только дернул головой: пустые слова!

— Как вас зовут? — повторил я.

Не мог же я произносить пароль, не удостоверившись прежде, что это действительно наш агент! Пленный как будто и не слышал меня. У него была своя линия переговоров.

— Вы передадите мою записку в Красный Крест?

— Я передам все, что вам разрешат мне вручить. Но я должен знать, кто вы такой.

— Я пакистанский офицер, с которым обращаются как с бандитом, — отрезал пленный. — Это все, что вам полагается знать.

Ну, хорошо, голубчик! Заодно и охранников проверим.

Я достал блокнот, подошел к старшему охраннику — тому, пожилому, с катарактой — и сказал по-английски:

— Как его зовут?

Тюремщик ответил вопросом на дари: он не понимал.

— Хорошо. Меня зовут Павел. А вас?

Охранник растерянно поморгал здоровым глазом и посмотрел на своих товарищей. Моего вопроса не понял никто. Они переговорили между собой и потом что-то спросили у меня. Я отмел вопрос и протянул ему руку, как бы знакомясь.

— Я — Павел. А ты?

Охранник понял сразу:

— Гейдар!

Я показал рукой на пленного.

— А он?

— А-а! Хаким. Хаким Касем.

Он, собственно, много всего сказал, но главным было это. Я записал имя в блокнот, вроде бы для репортажа, и вернулся на место. Пленный, разумеется, слышал свое имя, но смотрел на меня с вызовом. Он как будто говорил: «Ну, ты знаешь теперь, кто я такой! И что это тебе даст?» А вот что!

— Я хотел знать ваше имя, потому что ваше лицо показалось мне знакомым. Мы не могли встречаться в доме наших общих друзей в Патни? Вы тогда учились в Итоне.

Две последние фразы были паролем.

Вы, наверное, видели в кино, как по сказочному чудовищу пробегает волна и оно превращается в человека. Что-то подобное произошло сейчас. Пленный впился в меня глазами, и в секунду лицо затравленного, злобного зверька превратилось в лицо уверенного в себе, привыкшего командовать офицера. Глаза остались те же, два уголька, но когда я смог отвести от них взгляд, лицо было уже другое.

— Я учился в Кембридже, — сказал он. — А мои лондонские друзья жили одни в Кенсингтоне, а вторые у самой Мраморной Арки.

Это был отзыв. Теперь мы оба знали.

— Да? Ну, простите. Значит, я вас с кем-то перепутал.

Кодовые фразы должны плавно вписываться в разговор. Даже если считается, что никто вокруг не понимает.

— В Лондоне много пакистанцев, — простил меня пленный.

Хотя он теперь знал, кто я, дружелюбия у него не прибавилось. Просто отныне ему было ясно, кому он должен изложить свои требования.

— Я был бы вам очень признателен, если бы вы согласились на интервью. Так мы могли бы подольше пообщаться, — многозначительно произнес я.

— Пообщаться? — пакистанец усмехнулся. — Я знаю, что вам нужно. Я знаю, где он — все они, зачем его привезли сюда, что он делает…

«Он» могло означать только «генерал Таиров». Других общих знакомых у нас не было.

— Ну, вот видите! — наигранно-бодро поддержал его я.

— Но я расскажу вам все это, только когда вы вытащите меня отсюда.

Нет, мне не послышалось! Он это сказал. Он только что сидел, скорчившись, на краешке стула. И вот он уже развалился, откинул голову, смотрит нагло. Он разве что не положил ноги на стол.

— Подождите! Давайте будем реалистами!

Пакистанец облизнул кровь с губы и застыл с надменным видом.

— Я здесь один! И что я в своем положении могу для вас сделать? Вы хотите, чтобы я сейчас голыми руками задушил этих четверых, потом угнал машину, потом захватил вертолет и доставил вас в безопасное место? Как вы это себе представляете?

Знаете, что ответил этот сукин сын?

— Вы меня слышали!

2. Рынок. Сигареты. База

У Афганистана есть свой запах. Это запах дыма из очагов. Я обратил на это внимание в первый же день, просто все впечатления сразу не перескажешь. Дым здесь пахнет не так, как в других странах. Он не едкий, а сладковатый. В нем есть что-то от сгоревшей свежей хвои и от восточных благовоний. Этот волнующий, околдовывающий запах исходит из поленьев наколотых дров, пышет из дверцы печки, остается в протопленной комнате и облаком стоит над одноэтажными домами с вьющимися кверху столбиками дыма.