Афганская бессонница - Страница 65

— Да, очень важно! Два человека, как я сказал, дежурят во дворе, двое — в доме. А еще двое следят за дорогой. Один — под видом заправщика, второй — продавца в магазинчике.

— А сам хозяин?

Пакистанец пожал плечами. Похоже, хозяин и его семья тоже были на положении пленников. Может, чуть посвободнее, но им и бежать было некуда.

— Вооружение?

— Автоматы, гранаты. Два ручных пулемета: один в магазинчике, второй — вот здесь, у входа во двор. Два «стингера» — так, на всякий случай.

На случай вертолетного десанта. «Стингеры» были страшной штукой, которая во многом обеспечила моджахедам перелом в войне с Советской армией. Ты мог запустить ракету в одну сторону, она разворачивалась на источник тепла и на полной скорости неслась вслед за самолетом или вертолетом, пока не настигнет. Увернуться от «стингера» было практически невозможно.

— На чем они перемещаются? Ну, охранники!

— БТР у них нет — это было бы подозрительно. У них есть джип, стоит во дворе. В случае крайней нужды он сможет увезти их всех.

Я понял: пикап. Пять мест в салоне и еще с десяток — в кузове.

— А как далеко от этой бензоколонки основные силы?

Хаким задумался. Не по сути вопроса. Думаю, теперь он включал для нас VIP-тариф, с коэффициентом 1,75, если не 2,5.

— В Кандагаре расквартирована дивизия. Если объявят тревогу, подмога будет там минут через пятнадцать-двадцать.

— И что, генерал с семьей там просто так живет? Его же похитили не для того, чтобы перезимовать в месте потеплее?

Хаким сел, пододвинул стеком сигареты и закурил.

— Я не люблю делать такие признания, но я действительно не знаю, чего хотят от вашего друга. Я знаю, что иногда к нему приезжают разные люди из нашего штаба, но о чем они говорят — увы!

— А связь?

— Рации. Телефонов там нет.

— Мне нужны их радиочастоты.

Хаким, сощурив глазки, посмотрел на меня.

— Журналист, говорите? Частоты они, разумеется, меняют. Но рации у них, как у нас у всех: 16-канальные, от 403 до 470 мегагерц.

Что я еще не спросил?

— Они здоровы?

— Месяц назад были здоровы. У девочки высыпала экзема — видимо, от стресса. Ей привезли какую-то мазь, но помогает не очень.

Похоже, Хаким у генерала Таирова действительно был. Вряд ли бы он выдумал такую деталь с ходу.

Хаким покрутил листком у меня перед носом — мол, я все запомнил? Я кивнул. Мой тюремщик поджег листок, дал ему разгореться, задумчиво поворачивал его, чтобы огонь достал всюду. И только когда пламя подобралось к его пальцам, бросил листок в пепельницу. В нем действительно пропадал артист. Если артист — это человек, призвание которого — работать на публику.

— Теперь другое дело, — не дал ему расхолаживаться я. — Как будет дальше со мной?

Теперь действительно с Хакимом был совсем другой разговор. Сведения были предоставлены, и пакистанец уже прикинул, какой счет он за них выставит Конторе. Так что, если я не смогу передать информацию по назначению, сделка может потерять смысл. Плакали его денежки!

Хаким встал и снова зашагал взад-вперед.

— Это самое сложное! Пока что я ничего толкового не придумал.

Я верил ему. Теперь вертолет из Талукана сбили бы и моджахеды, и наши погранцы.

— А пока, — продолжал пакистанец, — вы должны понять, что я не могу держать вас здесь, в тюрьме, на особом положении. Это было бы подозрительно.

— Мне принесли лекарства как больному. Как больного меня могли бы поместить и в отапливаемую камеру. И, например, покормить или хотя бы дать чаю.

Хаким Касем обернулся. Теперь на его лице вновь была написана холодная официальность.

— Я посмотрю, что можно будет сделать.

Теперь, когда я получил то, что хотел, я больше надеялся не на нашего агента, а на хорошего мальчика Хан-агу. Но, как это часто бывает, помощь пришла совсем не с той стороны, с которой я ее ждал.

5. Имам. Таиров

Прошло около часа, прежде чем мой конвоир снова вывел меня на первый этаж. Я думал, что он опять поведет меня к Хакиму, но в холле меня ждал посетитель. Это был имам талуканской кафедральной мечети Мухаммад Джума. Увидев меня, он расцвел в кроличьей улыбке и поправил дужку своих очков, перевязанную трусовой резинкой.

— Дорогой друг, — объявил он на своем полузабытом французском, — вот и я, как и обещал. Плов готов, и, надеюсь, вы разделите его с нами!

Есть баранину я не собирался, но отказаться от столь любезного приглашения было невозможно. Мы поднялись к Хакиму Касему. Тот держался очень официально, и большую часть того, что произнес вслух, прочел с лежащей перед ним бумажки.

— Решением командующего фронтом вы от заключения под стражу освобождаетесь. Вам разрешено находиться под домашним арестом в помещении Южной мечети под личную ответственность имама кафедральной мечети, г-на Мухаммада Джумы, здесь присутствующего.

Он сделал легкий поклон в сторону моего спасителя, который ответил ему тем же. Пакистанец достал мой бумажник и блокнот.

— Вот ваши вещи!

Я сунул их в карман куртки. Судя по объему бумажника, свое вознаграждение алчное насекомое еще не взыскало.

Я уже знал это по Кубе, выход из тюрьмы — это совершенно особое ощущение. Вы видите все! Все, что обычно не замечаете. Вы видите небо и отмечаете, облачное оно или ясное, — сейчас небо было темно-серое, с пробегающими совсем низко полупрозрачными черными перьями, истрепанными ветром. Вы видите голый платан во дворе — и понимаете, как выразительны захватившие огромное пространство голые ветви и как восхитителен его облупленный зеленоватый ствол с серо-розовыми проплешинами. Вы видите стайку прикормленных у тюрьмы дворняг, свернувшихся одним клубком в ожидании ужина, — и чувствуете себя среди них членом теплого, привычного, родного маленького сообщества. Вы видите, что трупов у стены уже нет, — и это вселяет в вас надежду, что жестокость в этот мир вернется не в ближайшие пять минут. Вы вдыхаете сладковатый, волнующий, как ладан, запах афганских очагов, и… Кстати!