— Слушай, ты, умник! Мне некогда! Я спрашиваю, кто ты такой, чтобы наводить обо мне справки?
Я подождал, пока он отодвинется от меня. Потом достал свои таблетки, забросил их в рот и запил текилой. В конце концов, это он торопился, а не я. Я даже отошел к окну и присел на подоконник. Знаете, что я увидел? Двое талибов с лопатами принялись копать яму во дворе.
Офицер молча смотрел на меня. Глаза у него были светло-голубые, почти прозрачные и очень недобрые.
— Я себя назвал. Может, вы тоже представитесь? — сказал я. — Легче будет разговаривать!
Я уже знал, кто он. Я просто хотел сбить с него спесь.
— Это не твое собачье дело! Я спросил, почему ты обо мне спрашивал.
Я кивнул головой в сторону роющих яму талибов.
— Это для меня? Или это вам дальше невмоготу стало, товарищ генерал?
Офицер схватил меня за грудки и рывком поднял с подоконника.
— Да кто ты такой, б…? Да я тебя сейчас сам пристрелю!
Мне вдруг стало смешно. Бывают ситуации настолько нелепые, что на них даже ничего не скажешь. Но смех тяжело простуженного человека на аристократический, салонный похож мало. Я закашлялся, и от конфуза меня спас только последний «клинекс».
— Ты что, ненормальный? Крыша поехала?
— Да нет, спасибо, я не жалуюсь. У вас поесть ничего нет с собой? А то у меня только это, — я приподнял в руке фляжку. — Хотите?
Генерал сглотнул. Он хотел, но боялся уронить себя.
— Глотните, не стесняйтесь! Александр Ибрагимович, правильно я помню?
Таиров, видимо, сообразил, что я стал наводить о нем справки через Хакима не случайно, не по-журналистски. Только в намерениях моих он, следуя собственной логике, чуток ошибся.
— Ты мне зубы не заговаривай! Давно меня выслеживаешь?
— Хм! Если бы я вас выслеживал, я бы сейчас был в Кандагаре. Кто мог предположить, что здесь начнется наступление? И еще с вашим участием?
В ГРУ людей готовят лучше, чем в ВДВ. Или просто туда других отбирают. Новой информации для десантника Таирова было слишком много — его мозг не справлялся.
— А если вы думаете, что кто-то будет подсылать людей, чтобы убрать вас, то вы о себе мните! — продолжал я. — У меня других дел хватает.
Я выглянул в окно. Талибы разогрелись и, воткнув лопаты в землю, расстегивали свои балахоны.
— Да кто вы такой, черт вас побери? — снова спросил Таиров, сейчас уже на «вы» и почти миролюбиво.
— Я вам уже сказал! Больше вам обо мне ничего не надо знать.
Генерал, похоже, хотел сказать что-то вроде того, что и мне о нем ничего не надо знать, но он это уже говорил. Ему пришла в голову другая мысль.
— Хорошо, давайте посмотрим, что вы обо мне знаете!
Я пересказал ему все, что знал из его биографии. Только про Кандагар я пока распространяться не стал.
— Можно? — Таиров протянул руку к моей фляжке. — У этих чертей сухой закон!
— Ради бога!
Знаете, что мне было странно? Похищенные люди, как правило, стремятся вернуться домой, в нормальную жизнь. Я бы на его месте вцепился в русского журналиста. Ведь его вряд ли будут долго держать в плену, а с ним можно передать весточку на родину. Но Таиров хотел меня прикончить! Может быть, и сейчас еще хочет. Я, наверное, был прав тогда в своих предположениях. У него есть свой план, как вернуться до мой, а оставлять свидетелей своей работы на талибов он не собирался.
Генерал возвращал мне фляжку. Там еще оставалось.
— Допивайте лекарство, — предложил я. — Если мы сейчас поедем ко мне домой, у меня там еще осталось немного.
Таиров снова присосался к фляжке. Это был хороший знак. Хотя он мог поехать и забрать мои остатки текилы и без меня.
— Так зачем тогда вас послали? — Генерал тоже выглянул в окно. — Сейчас, я этих урюков остановлю только!
Он вышел в коридор и что-то сказал переводчику.
— Не надо! Я сказал: не надо! Непонятно? Олух царя небесного!
Я представляю, как он разговаривал с подчиненными в своей армии.
— Так что будем делать? — спросил он меня, возвращаясь. Тоном начальственным, но уже как к своему.
— Меня просили разузнать как можно больше, чтобы организовать операцию по вашему спасению. Если наши планы совпадают…
— Ну, и что такого вы могли разузнать? — взорвался Таиров. — Они хоть понимают, что здесь две страны, а не одна?
Мне не следовало этого делать, но я не сдержался.
— Экзема у вашей девочки не прошла? — спросил я.
Я был не прав: это надо было сделать. Таиров уставился на меня, и я физически почувствовал, как в его голове стал пересчитываться весь, массив. Я перестал быть одним из тех, на которых привычно, по-генеральски, он смотрел свысока. Я встал с ним наравне настолько, что даже испугался, как бы он снова не вернул к работе тех ребят во дворе.
— Знаете что? — сказал я. — Если вы хотите попасть домой, вам придется мне довериться. У вас нет другого выхода!
— А они действительно хотят попытаться вытащить нас отсюда?
Я не стал объяснять ему, что меня сдернули из Нью-Йорка, чтобы попытаться хоть что-то узнать о нем. Я просто сказал:
— Да.
Вовсе не обязательно пояснять, что стоит за вашим словом. Я не сказал про Нью-Йорк, но у этого «да» был другой вес.
Таиров сел на подоконник и расстегнул свой бушлат. Его песчанка была зимнего покроя, с подкладкой. В пустыне зимой ночью тоже дуба дашь.
— Понимаешь… Как тебя зовут?
Он начал говорить со мной на «ты», как с отбросом, жить которому осталось пару минут. Потом, поняв, что я представляю какую-то ценность и для него, перешел на «вы». А теперь снова мне тыкал, но уже как товарищу.