— По первому пункту удалось больше, чем можно было надеяться. Мы поговорили и обсудили, как действовать, — тут я сообразил, что Эсквайр поймет меня неправильно. — Я имею в виду, я поговорил и с нашим человеком, и с ним самим.
— Этого я не понял, но не надо мне сейчас объяснять. Завтра прилетишь и все расскажешь.
— Завтра не уверен. У меня здесь еще осталась пара дел.
— Полдня хватит? Я распоряжусь, чтобы задержали борт, пока ты не освободишься.
— Полдня хватит.
— А что по второму пункту?
— В ожидании завтрашнего разговора скажу только, что вы ожидали от меня слишком много. Здесь я пустой.
— Ну и ладно, не переживай! Кассеты свои там не забудь! А главное, ты дома!
Что-то в этом эпилоге я мог бы и не говорить. Например, что мы всю ночь с ребятами проговорили в моем номере за королевским столом. Лев вернул мою московскую кредитку, и, помня, что на каждое действие есть противодействие, мы сняли стресс соответственно его силе. Жаль, что Льва я не мог к нам пригласить. Но мы с ним тоже пообедали обстоятельно, как два взрослых мужчины, на следующий день. С похмелья получилось совсем неплохо! Хотя для нас обоих главное было не выпить, а поговорить.
Первая констатация: как ни сложны были наши шифрованные переговоры по телефону, Лев все понял правильно. Разночтений не оказалось ни по одному пункту. Ну, если не считать того, что Лев не все делал, как я просил. Например — я в своих подозрениях оказался прав, — сын командира Гада на самом деле освобожден не был. Но Лев же мне честно сказал тогда по телефону, что «маршрут кушает хорошо»!
— Ну зачем, подумай сам! — убеждал меня Лев. — Если тебя его папаша никак не нагреет, освободить его всегда можно по приезде. Правильно? А если нагреет, то зачем чувствовать себя в дураках?
— А затем, что если бы сынок по телефону как-нибудь дал отцу понять, что он по-прежнему сидит в тюрьме, тот мог учудить что угодно. Зная отца, я даже не могу себе предположить, что именно он бы учудил!
— Так парень же не в тюрьме сидит! Я его оттуда забрал и перевез на нашу базу. Ну, где штаб дивизии, мы там были с тобой! Парень сначала сопротивлялся — боялся, что наши захотят отомстить ему за убитого пограничника. Хотя кто его убил, известно — того бандита там же и уложили, в том же бою! Короче, пришлось ему вколоть, ну, сыну! А когда он очнулся — дом и дом. Двое часовых охраняют, но ему самому надежнее, раз он думает, что его могут убить.
— А ты не сказал ему, что ли, что в убийстве его не обвиняют?
— Зачем? Я знаю, что зря его не накажут, а он пусть осознает свою вину!
Сто пятьдесят тысяч долларов пришли на следующий день, но в Талукане тогда уже были талибы. Деньги ждали моего возвращения у Льва в сейфе. Как я поступлю с ними, я уже знал.
Сына Гады звали Ариф — я его имя хорошо запомнил, так как передавал его по коду: «Маршрут Актюбинск — Рига — Иркутск — Фергана». Мы разговаривали втроем: у Льва первым иностранным языком был дари. До сих пор не могу понять, почему со мной не послали человека с языком вместо Димыча? Нет, я рад, что ездил с ним, но в Конторе должны были подобрать человека по другим критериям.
Выяснилось, что Ариф, у которого и IQ не такой, как у Льва, да и о кодовых фразах они с отцом заранее не договаривались, суть наших с Гадой договоренностей понял не очень. Я, наверное, даже сказал ему лишнее. Но при наших с семейством Гадов отношениях какие между нами могут быть тайны?
— Подождите! — говорил мне Ариф. — Вы договорились так, что меня выпускают, и отец отдает вам изумруд, верно?
— Верно!
— Но меня, когда вы получили камень, могли тут же опять упечь в тюрьму!
Лев что-то строго сказал Арифу от себя.
— Что ты ему сказал? — поинтересовался я.
— Чтобы не распускал язык! Ему офицер дает слово, какие сомнения? Ты ж офицер?
— Типа того! Нет, ты просто переведи ему, что, если бы Ариф не подтвердил по телефону, что его освободили, командир Гада мог помешать мне вывезти камень из страны.
— Не смешите! Он же его украл, и он же станет поднимать шум?
Тут Лев опять хотел осадить наглеца, но я просил его просто перевести, что я скажу.
— Командир Гада, — мягко сказал я, — мог, не поднимая шума, просто разобраться с человеком, который попытался его обмануть, и вернуть камень на место.
— А-а, это конечно! Это мог! — согласился парень.
Он подумал секунду. Делал он это так: рывком расслаблял мышцы шеи так, что голова падала ему на грудь. А потом так же рывком приводил ее в первоначальное положение.
— Но я-то ведь здесь!
— Ты выйдешь отсюда, как только мы закончим разговор. Если тебе есть куда идти. Если нет, тебя могут перебросить в Талукан первым вертолетом. Если ты можешь туда вернуться.
— Конечно, могу!
Неужели я опять оказался прав? Что, моджахеды действительно покрывают торговлю наркотиками? Или просто не вмешиваются в дела населения, которое пытается выжить?
— И что ты выбираешь?
— Я поеду домой! Просто отвезите меня к Гуляму!
— Это кто такой? — спросил я у Льва.
— Дед Мороз!
— А-а!
Я вспомнил жуликоватого верховного интенданта Афганистана на сопредельной территории. Нет, похоже, они все повязаны.
— Теперь, что с деньгами, я не понял? — спросил Ариф.
— Деньги пришли, но я тебе их не дам, — ответил я. — Раз я вернул камень, платить мне не за что. Даже твое освобождение оказывается просто подарком. Считай, что это тебе еще один шанс подумать, стоит ли заниматься этим дальше.
Ариф снова клюнул головой вниз, прижав подбородок к груди. Задумался! Вряд ли о том, чтобы снова стать честным человеком. Просто ста пятидесяти тысяч долларов хватило бы, чтобы обеспечить его семейство до седьмого колена.